Когда наступит прошлый год [litres] - Филип Дик

Такая мысль показалась Эрику весьма необычной.

«Интересно, осознает ли это сам Джино? — подумал доктор. — Если так, то это могло бы объяснить, почему он столь долго не прибегал к подобной тактике».

— Любопытно, как больной, известный нам под именем Джино, мог бы быть роботом, учитывая существование Мэри Рейнеке? — спросил он.

— То есть? Почему нет?

— Как бы помягче выразиться?.. Разве Мэри не беспокоило бы то, что она любовница робота?

— Что-то я устал, доктор, — сказал Фестенбург. — Закончим этот разговор. Идите и располагайтесь в своей новой квартире, которая подарена вам за преданную службу в Шайенне.

Он направился к двери. Двое агентов отошли в сторону.

Эрик бросил ему вслед:

— Я скажу вам, что об этом думаю. Я познакомился с Джино и не могу поверить, что «Дженерал Роботс» сумела создать нечто столь похожее на человека.

— Но вы еще не общались с тем Молинари, который на видеозаписи, — спокойно сказал Фестенбург. — Это интересно, доктор. Из своих двойников, существующих в калейдоскопе времени, Генсек мог бы собрать целую команду, способную противостоять союзникам. Трое или четверо Молинари, составляющих своеобразный комитет, — это было бы нечто. Вы не согласны? Представьте себе их объединенную изобретательность, те искусные и безумные интриги, которые они могли бы совместно замышлять.

Он открыл дверь и добавил:

— Вы познакомились с больным Молинари и видели здорового. На вас это не произвело впечатления?

— Произвело, — признал Эрик.

— Вы стали бы теперь голосовать за то, чтобы лишить его поста? Однако когда мы пытаемся определить, что же столь впечатляющее он совершил, то нам ничего не приходит в голову. Если бы мы выигрывали войну или ограничивали инвестиции Лилистара на нашей планете, но это не так. Что же конкретно произвело на вас впечатление в поступках Джино? Скажите мне.

Он ждал ответа.

— Пожалуй, ничего конкретного. Но…

Тут появился работник Белого дома, робот в мундире, который подошел к Эрику Свитсенту.

— Вас ищет секретарь Молинари, доктор. Он ждет вас в своем кабинете. Прошу идти за мной.

— Ого, — обеспокоенно проговорил Фестенбург. — Кажется, я отнял у вас слишком много времени.

Не говоря больше ни слова, Эрик направился за роботом к лифту. Похоже, дело было довольно срочное.

Молинари сидел в кабинете в инвалидной коляске с одеялом на ногах. Лицо его посерело, щеки ввалились.

— Где вы были? — спросил он, увидев Эрика. — Впрочем, неважно. Послушайте, доктор! Лилистарцы созвали конференцию. Они желают, чтобы вы меня сопровождали. Я тоже хочу, чтобы вы постоянно были рядом, так, на всякий случай. Я чувствую себя не лучшим образом и охотно обошелся бы без этого чертова совещания, хотя бы отложил его на несколько недель. Но они упираются. — Он покатил коляску к двери. — Идем. Сейчас начнется.

— Я познакомился с Доном Фестенбургом.

— Умная крыса, да? Уверен, он принесет нам удачу. Что он вам показал?

Эрик решил не говорить Молинари, что минуту назад видел его труп. Медик учел слова секретаря о плохом самочувствии Джино.

Так что Свитсент просто сказал:

— Он провел меня по зданию.

— Фестенбург курирует Белый дом, поскольку я ему полностью доверяю.

За поворотом коридора Молинари встретила толпа стенографисток, переводчиков, представителей Госдепартамента и вооруженных охранников. Толпа окружила инвалидную коляску, и та скрылась из виду.

Однако Эрик продолжал слышать голос Молинари, объяснявшего людям, что их ждет:

— Прилетел Френекси, так что будет нелегко. Я догадываюсь, чего они хотят, но подождем и увидим. Лучше не опережать события, делая за них их работу и создавая проблемы самим себе.

«Френекси! — с некоторым страхом подумал Эрик. — Премьер-министр Лилистара, собственной персоной, здесь, на Земле. Ничего удивительного, что Молинари плохо себя чувствовал».

9

Делегаты Земли, прибывшие на срочно созванную конференцию, заняли места по одну сторону длинного дубового стола. По другую рассаживались представители Лилистара, появлявшиеся из боковых коридоров. Стоит отметить, что они вовсе не выглядели угрожающе. Вид у них был такой, словно ведение войны их окончательно утомило и измучило, как и землян. Но они явно не собирались зря терять время. Промедление было подобно смерти.

— Переводом займутся люди, а не машины. Роботы могут записать весь ход переговоров, что не соответствует нашим желаниям, — объявил по-английски один из лилистарцев.

Молинари что-то проворчал и кивнул.

Неожиданно появился Френекси. Инопланетяне и несколько земных делегатов встали в знак уважения. Гости с Лилистара зааплодировали, когда лысый худой мужчина со странным шарообразным черепом занял место в центре стола и без лишних вступлений открыл папку.

Но его глаза!..

Когда Френекси на мгновение поднял взгляд, посмотрел на Молинари и приветственно улыбнулся, Эрик заметил, что глаза премьера Лилистара подобны тем, что ему приходилось видеть в своей практике. Он мысленно называл их глазами параноика. Когда он научился замечать такое, то весь остальной диагноз обычно ставил уже с легкостью. Это не были блестящие, беспокойные, вытаращенные глаза, свидетельствовавшие об обычной подозрительности. Их взгляд был неподвижен и проницателен, полон власти и сосредоточенности.

Френекси вел себя так скорее подсознательно. По сути, он был беспомощен, когда смотрел подобным образом, с бесконечной выдержкой, лишающей воли, как на соотечественников, так и на врагов. Это существо не было способно ни к сочувствию, ни к пониманию. Его глаза не отражали внутренней сущности. Наблюдатель видел в них лишь самого себя. Взгляд Френекси исключал какое-либо взаимопонимание, являлся барьером, который не удалось бы преодолеть никому на свете.

Он не был бюрократом, не подчинялся, да и не мог бы, даже если бы попытался, требованиям поста, который занимал. Френекси остался обычным лилистарцем в худшем значении этого слова, сохранил в чистоте всю свою сущность. По его мнению, все в мире имело свою цель, будучи борьбой разумных существ, а не абстракций или идеалов.

Эрик понял, что премьер лишает всех остальных ощущения официальной святости должностей, занимаемых ими. В присутствии Френекси все чувствовали себя словно новорожденные, предоставленные только самим себе, не имеющие поддержки со стороны организаций, которые они якобы представляли.

Взять, к примеру, Молинари. Обычно Генеральный секретарь ООН был неотделим от своей должности. Однако перед лицом Френекси он снова превращался в голого, несчастного, одинокого человека, производившего безгранично жалкое впечатление, для которого полностью исчезло привычное ощущение относительной безопасности.